Небо падает - Лестер Дель Рей

Дэйв Хэнсон! Властью твоего истинного имени призываю клетки и гуморы, Ка и Оно, Сверх-Я и…

«Дэйв Хэнсон!» Прорвавшись сквозь кромешную тьму, это имя впилось в него, принялось по частичкам выуживать его из пустоты. Нежданно-негаданно он осознал, что жив — и удивился. Вокруг был воздух. Он жадно вдохнул его, и легкие словно обожгло огнем. Странно, ведь он мертв, а тут вдруг начал дышать…

Он взял себя в руки, бросил фантазировать и сделал еще один вдох. Вновь жжение, но уже почти терпимое. Сделав над собой усилие, он принюхался к запахам места, где находился. И вновь удивился — ни намека на едкий лекарственный аромат больницы. Отнюдь: его ноздри опалила ядовитая вонь серы, горящей шерсти и нестерпимо сладких благовоний.

Ему стало душно. Его диафрагма напряглась, что вызвало резкую боль в расслабленных долгим бездействием мышцах. Он чихнул.

– Хороший знак, — раздался мужской голос. — Попутчики смирились и уходят. Способность чихать доступна лишь истинному существу. Но шансов у него все равно маловато — вся надежда на саламандру.

Собеседники мужчины что-то хором промычали в знак согласия. Но гомон умолк, когда послышался дребезжащий старческий голос:

– Тут нужен ярый огонь, сир Перт, не всякой саламандре он по силам. Можно было бы подкрепить его высокочастотным излучением, но оно, осмелюсь заметить, чревато дурным воздействием на предпсихею. Возможно, применение одомашненного суккуба…

– Этим тварям доверять опасно, — возразил первый голос. — Тем более сейчас, когда падает небо.

Фраза растаяла в тумане галлюцинаций и недодуманных мыслей. Когда падает небо? Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Винтая… Нет, не может Шалтая, не может Гайкая… Спросил бульдог у таксика… Бульдог?

– Буль? — прохрипел он. — Бульдог!

– Бредит, — прокомментировал первый голос.

– Да нет же — бульон! Буль-он! — но он сам понимал, что вновь оговорился, и еще раз попытался произнести это слово, еле ворочая языком, спотыкаясь на каждом слоге: — БУЛЬДОШЕР!

Дьявольщина, он что же, разучился выговаривать самые простые английские слова?

Но слова эти были не английские. И к канадскому диалекту французского — единственному иностранному языку, в котором он что-то смыслил, — тоже не имели отношения. Тем не менее здешнее наречие было ему понятно — да он сам только что говорил на нем, запоздало сообразил он. И, между прочим, владел этим неведомым языком превосходно — вот только слова для обозначения бульдозера в этом наречии просто не существовало. Он попробовал раскрыть глаза.