Письмо из-за гроба - Виталий Александрович Владимиров

Виталий Владимиров

ПИСЬМО ИЗ-ЗА ГРОБА

"Судьба за мной присматривала в оба...

Я получала письма из-за гроба."

Мария Петровых

Она сидела на кухне и смотрела в окно, где май молодо сочился пряными запахами клейкой листвы. Эта пора всегда будоражила ее, в мареве весеннего пара дрожали миражи неизведанных дорог, ожидание непредсказуемых встреч и предчувствия озорной шутки просто так - от прилива сил, от желания нравиться и от уверенности, что так оно и есть - всласть нахохотаться от незатейливой несуразицы, заразить окружающих безудержностью бунтующих сил и оставить в них ощущение, что такое настроение ее никогда не покидает, а искрится в ней постоянно, как пузырьки в только что освобожденном от тугой пробки шампанском. Так всегда было весной. Но не этой. Не сейчас. Сегодня то ли упадок давления, то ли вялость от нескончаемой ночи, когда лежишь с закрытыми глазами и нет сна, нет и нет, рядом омутом дрема, вроде грузишься в беспамятство, в сладкую слабость отдохновения, но опять вспыхивает зарево возбуждения, какой-то нелепицы, обиды - и вот уже серый рассвет, утро, солнце, весна, но никакого желания или сил даже просто двигаться. Хлопнула, открываясь, входная дверь, прогремела нижняя створка почтового ящика, лязгнул, закрываясь, дверной замок. Дочь в синем, застиранном до белесости, халатике, едва прикрывающем толстые ляжки, тяжело вошла на кухню и встала, как статуя командора, у стола. - Ты можешь поднимать ноги и не шаркать, когда ходишь? - спросила мать, не поворачивая седой в безжалостном свете дня головы. - Мама! - трубным голосом сказала дочь. - Письмо. От него. Он так и не оставил нас в покое. Мать медленно взяла толстый конверт, склонила голову к правому плечу, наконец, тихо произнесла: - Принеси мне очки, пожалуйста. И не заходи сюда.

"Не могу сказать тебе здравствуй, мертвые не здороваются, не говорят, не дышат, они ушли и никогда не вернутся, ушел и я. Меня нет. Ты мне как-то сказала, что все мужчины, которых ты бросала или бросившие тебя, писали тебе, кто записку, кто письмо - не нарушу этой традиции и я. Бог тебе судья, не навестившая меня в больнице, не пришедшая на мои похороны. Разве можем мы, мертвые, плохо говорить о живых, если у вас, живых, не принято плохо говорить о нас. Да и нельзя говорить плохо о тех, кто еще не отстрадал своего. Не дай тебе судьбу споткнуться о больничный порог и еще долго, иссякая, мучиться, остро ощущать, как быстро уходят силы на борьбу с неизбежным, упорно не желая понять сколь безумна надежда на чудо. Уж лучше сразу упасть в могилу небытия. Но тут уж как кому дано... Пишу тебе... впрочем, почему только тебе, пишу и себе одновременно, единовременно, значит нам обоим, так мы опять едины в моем иссякающем времени, а на что еще тратить остаток живой воды из чаши своего бытия как не на то, чтобы понять и успокоиться перед последним белым мгновением? Только тебе я хотел рассказать ВСЕ. Как и сейчас...