Он лежал на холодной сырой земле истекая кровью. Сломанные руки некрасиво вывернулись, заставив его изогнуться в нелепой позе, где каждое движение пронзало тело острой иглой. Жгучая боль предательства и обиды железными тисками сдавливала всё внутри него. Но даже она не могла заглушить физических страданий, причиняемых оторванной конечностью.
Немногочисленные прохожие равнодушно сновали мимо, как будто им не было до него совершенно никакого дела. Лишь изредка некоторые из них бросали бесчувственные, бессмысленные взгляды в его сторону, но тут же быстро отворачивались и даже как-то ускоряли шаг. Неужели никто из них не хочет ему помочь? Хотя это уже было абсолютно лишено смысла, он и сам всё прекрасно понимал. С каждой каплей, вытекающей из этой страшной незатягивающейся раны, силы покидали его всё больше, приближая его короткую жизнь к конечному рубежу.
Холодные капли прошедшего дождя медленно стекали по его голове и постепенно ослабевающему телу, лишь на краткий миг принося столь желаемое облегчение. В такие моменты боль сдавала свои позиции, уступая место сладкому забытью. Именно тогда быстрыми лёгкими приступами, словно слабый электрический разряд, накатывали воспоминания, приносящие одновременно приятное наслаждение и горечь обиды за то, что всё это теперь безвозвратно утеряно.
Что он больше всего любил в этой жизни? Наверное, рассветы. Да, определённо их. Ему так нравилось, когда тёплые утренние лучи ласкали его лицо, наполняли тело силой и бодростью. Внезапно яркая картина одного из тех предрассветных часов, когда он специально просыпался пораньше и с нетерпением наблюдал за тем, как чёрное небо медленно окрашивается во всевозможные оттенки красного, отчётливо предстала перед его затуманившимся от боли разумом. Всё было так реально, как будто происходило в эту секунду. От увиденного внутри разлилось необыкновенное тепло, словно первый солнечный лучик на самом деле коснулся его души, заживляя все раны. На мгновение он даже подумал, что предательство, обида и боль ему только приснились. Однако внезапно налетевший ветер сдул обезболивающее наваждение, заставив его пошевелиться, и те невыносимо острые, обжигающие ощущения вернулись.
Его будто грубо вынули из одного мира и закинули в другой, промозглый и страшный. Радужная, весёлая картинка рассвета сменилась тёмным и холодным изображением серой завесы ливня и тянущейся через неё огромной белой руки. Он пытался отпрянуть назад, пытался увернуться, пытался кричать… Миг – и острая боль пронзила каждую клеточку тела, прошла насквозь, раскалённым стальным ножом вонзившись куда-то в голову, будто всего его насадили на иглу. Он чувствовал, как его куда-то несут, передают из одних рук в другие; слышал какие-то чрезвычайно громкие незнакомые голоса, приглушённый крик восторга и благодарности. И всё это через странную и очень плотную вату, заботливо пеленавшую его зрение, его слух, его разум в тёплое одеяло забытья.
