Как бы на войне - Олег Михайлович Блоцкий

Олег Блоцкий

Как бы на войне

Война гораздо разнообразнее, чем о ней думают. Чеченская кампания - не исключение. Вот несколько историй.

Волчонок

С ульяновским спецназом Министерства юстиции (проще говоря, с офицерами, которые призваны подавлять мятежи и беспорядки в тюрьмах и колониях) едем на плановое мероприятие военных.

Речь заходит о военнопленных, и Алексей, командир, рассказывает: "Меняли мы как-то трупы убитых боевиков на тела наших солдат. К троим убитым чеченцы прибавили еще одного - живого. Поначалу мы удивились - отчего такая щедрость, а потом поняли, в чем дело. Первые несколько дней парень просто не разговаривал. В ступоре каком-то находился. Доктор нашего отряда занялся им вплотную: уколы какие-то делал, таблетками пичкал. Мы его чуть не с ложки кормили.

Через некоторое время парень начал постепенно приходить в себя и даже с трудом разговаривать. Выяснили, что сам он турок-месхетинец, мусульманин. Попал в плен. Несколько раз его перепродавали. В неволе сильно били. Что было еще - наотрез отказывался говорить. Сказал только, что на его глазах пленному солдату чеченцы ногу отпилили.

А по ночам забивался в угол, колени поджимал к груди, обхватывал их руками и, раскачиваясь, начинал выть. Тонко так, пронзительно. Ну, точно волчонок. И так каждую ночь.

Веришь, нам не по себе становилось. Но ни один из наших парней не прерывал его. А как ему помочь, мы не знали. Доктор сказал, что со временем это у него пройдет. Только вот, сколько надо его - этого времени?"

Почта

В девять утра я вошел в обшарпанную комнату, которую они сняли, вернувшись из-под Грозного. К этому моменту четверо контрактников в возрасте от 23 до 35 лет, которые в одностороннем порядке расторгли контракт с Министерством обороны, уже допивали первую бутылку водки, заедая ее сосисками. Откупорили вторую.

Разговор был хаотичным, разорванным, с надрывом, как у всяких людей, которые внезапно выходят из боев и попадают в мирную жизнь. Говорили о деталях боев, погибших однополчанах, чеченцах, отцах-командирах, родных, оставшихся дома, жуткой сырости в Чечне и всяком таком.

Под это контрактники выпили еще две бутылки водки, не заедая уже ничем, так как есть было просто-напросто нечего. Все это время они пытались мне объяснить, почему бросили службу и не стали больше воевать в Чечне. Я понимал одно - не из-за трусости. А больше ничего не понимал - так объясняли.

И когда я уже потерял всякую надежду разобраться в мотивах, внезапно один из казаков, пьяно качнувшись, достал несколько писем и бросил их на стол, основательно залитый водкой.