Теория относительности - Наташа Кокорева

Промокший лист оторвался от ветки и медленно опустился на грязный асфальт. Мария поднесла к бледным губам замерзшие пальцы, не закрытые обрезанными перчатками, и попыталась согреть их дыханием. Глаза напряженно всматривались в пелену дождя, что отгораживала от скромной похоронной процессии впереди. Она слишком хорошо знала ту, что хоронили, и поэтому не решалась сдвинуться с места. Не хотелось верить, что ее больше нет.

Хлопнула дверь катафалка, взревел мотор. Наверное, она должна быть сейчас с подругой, провожать ее в последний путь. Но это слишком страшно. Не хочется верить, что все свершилось. Ветер рванул зонт, на лицо полетели осенние дождинки, разбавив стынущую на губах соль. Мария вздрогнула. И в этот момент послышалась музыка, до боли знакомая, но чужая. Точнее, не чужая, а чуждая. Медленно, стараясь не разрушить слякотную хрупкость осени, она двинулась в сторону музыки, сливаясь с дождем.

Ноги привели в недорогое тихое кафе, которое они когда-то так любили с подругой. Золотистый уют и тепло окутали с головы до ног. Мария замерла, растерянно озираясь по сторонам. Вдруг она ощутила на себе прямой открытый взгляд. Что называется, «в упор». Она вздрогнула второй раз. И осознала, что манившая ее музыка льется из его наушников. Он едва заметно кивнул. Она неуверенно присела на край стула.

— Плачешь? — неожиданно раздался вопрос.

— Да, — ответила она, не видя смысла отрицать очевидное.

— Как это случилось? — взгляд был непроницаем.

— Она одна возвращалась домой. Поздно. А утром ее нашли на мокром асфальте, — язык не хотел слушаться, не хотел произносить эти страшные слова.

— Ты рада за нее? — усмехнулся незнакомец.

— Что? — Мария просто потеряла дар речи. Да и дар мысли заодно.

— Она же теперь счастлива. Или у вас не принято радоваться счастью подруг? — теперь он засмеялся в голос.

— У вас? О чем ты? Она же умерла! — в сердце бешено закипала ненависть, а в глазах горели слезы.

— Ошибаешься. Они просто ушли, — он заглянул в глаза.

— Кто? — ей откровенно не нравился этот молодой человек.

— В мире все относительно. И то, что для тебя горе — для нее великое счастье. Подумай над этим. Все в мире относительно. Она бы не хотела, чтобы ты плакала из-за ее счастья. Впрочем, мне пора, — он встал из-за стола.

— А… подожди!.. — она растерянно смотрела в спину.

Он обернулся лишь на миг:

— Кстати, да, почти забыл. Ты на верном пути. У тебя все будет правильно. Только помни, что в мире все относительно. Только не плачь, она не хотела бы… — И он ушел, а она еще долго смотрела в запотевшее окно, за которым темнел осенний вечер.