Удав и гадюка - Д Дж. Штольц

Очертания дворца Элегиара, еще неясные и зыбкие, неторопливо вырастали из лиловой утренней пелены. И чем отчетливее становились контуры, тем чаще билось сердце Юлиана. Наконец, солнце прорезало предрассветную мглу и из груди графа невольно вырвался вздох восхищения.

Дворец был величественен и огромен. Он простирался в высоту на добрую сотню васо и состоял из трех громадных прямоугольных башен. Только в одной, левой и самой крупной, Юлиан насчитал двадцать окошек на этаже. Своей широкой частью башни смотрели на город под ними, как птица рух глядит сквозь небеса на снующих внизу людей. Дворец стоял наверху пологого холма, у реки Химей, где и родился Элегиар в 263 году. В былые времена этот город звался Гагатовым, за черную и рыхлую землю, дающую дивные урожаи. И уже потом, став негласной столицей магии, торговли и рабства, получил звучное и лиричное имя «Элегиар», что в переводе означало «Дитя Элейгии».

С вывешенными на шатровых шпилях дворца угольными флагами играл ветер, который принес прохладу с севера. Массивные и крепкие стены из темно-серого камня украшали барельефы с изображением богов. И казалось, будто бы был этот дворец возведен этими же богами еще на заре мира. Любуясь могучей цитаделью в рассветных лучах солнца, Юлиан отметил про себя, что сравнение Вицеллием Элегиарского дворца с короной тут пришлось как нельзя кстати. Словно зубцы в монаршей тиаре, вверх, к небу, устремлялись три башни, украшенные, словно гагатовыми камнями, черными знаменами, а несколько уровней высоких стен вокруг города казались ободом.

По мере того, как вырастал город вокруг Королевского дворца, граф, не в силах сдержать чувства, охал и не мог поверить своим глазам. Вот город протянулся справа до самого края горизонта, и влево он устремился в бесконечную даль, где не было ему конца.

— О Ямес… — произнес Юлиан, и из его груди снова вырвался восторженный вздох. — Я помню, как увидел Брасо-Дэнто в первый раз из спальни, и он показался мне бесконечным. А Молчаливый замок… — сам себе шептал граф. — Он тянулся к небу. Но…

— Вернись из прошлого и не смей произносить здесь имени Ямеса, Юлиан. — заметил серьезно Вицеллий.

— Но, действительно, по сравнению с Элегиаром все, что я видел — это просто каменные сараи, — договорил с упоением Юлиан.

Сзади послышались недовольные окрики — возничий повозки с фруктами негодующе смотрел на вставших посреди дороги путников. Кони отошли к оградке, которая отделяла поля от широкого тракта. Рекой тек в сторону города и обратно рабочий люд, а воздух дрожал от непрерывного рева мулов и ослов.