Боря - Василий Макарович Шукшин

Василий Шукшин

Боря

В палату привели новенького. Здоровенный парень, пол-ный, даже с брюшком, красивый, лет двадцати семи, но с разумом двухлетнего ребенка. Он сразу с порога заулыбался и всем громко сказал:

-- Пивет, пивет!

Многие, кто лежал тут уже не первый раз, знали этого парня. Боря. Живет у базара с отцом и матерью, в воскрес-ные дни, когда народу на базаре много, открывает окно и ла-ет на людей, не зло лает -- весело. Он вообще добрый.

-- Пивет, Боря, пивет! Ты зачем сюда? Чего опять натво-рил?

Няня, устраивая Боре постель, рассказывает:

-- Матерю с отцом разогнал наш Боря.

-- Ты што же это, Боря?! Мать с отцом побил?

Боря зажмуривает глаза и энергично трясет головой:

-- Босе не бу, не бу, не бу!.. -- больше не будет.

-- За што он их?

-- Розу не купили! Стал просить матерю -- купи ему ро-зу, и все.

-- Босе не бу, не бу!

-- Ложись теперь и лежи. "Не бу!"

-- А мама пидет? -- пугается Боря, когда няня уходит.

-- Мама пидет, пидет, -- успокаивают его больные. -- Сам разогнал, а теперь -- мама.

В палате стало несколько оживленнее. С дурачками, я за-метил, много легче, интереснее, чем с каким-нибудь умни-цей, у которого из головы не идет, что он -- умница. И еще: дурачки, сколько я их видел, всегда почти люди добрые, и их жалко, и неизбежно тянет пофилософствовать. Чтоб не философствовать в конце -- это всегда плохо, -- скажу те-перь, какими примерно мыслями я закончил свои наблюде-ния за Борей (сказать все-таки охота). Я думал: "Что же жизнь -- комедия или трагедия?" Несколько красиво написалось, но мысль по-серьезному уперлась сюда; комедия или тихая, жуткая трагедия, в которой все мы -- от Наполеона до Бори -- неуклюжие, тупые актеры, особенно Напо-леон со скрещенными руками и треуголкой. Зря все-таки воскликнули: "Не жалеть надо человека!.." Это тоже -- от неловкой, весьма горделивой позы. Уважать -- да. Только ведь уважение -- это дело наживное, приходит с культу-рой. Жалость -- это выше нас, мудрее наших библиотек... Мать -- самое уважаемое, что ни есть в жизни, самое род-ное -- вся состоит из жалости. Она любит свое дитя, уважа-ет, ревнует, хочет ему добра -- много всякого, но неизмен-но, всю жизнь -- жалеет. Тут Природа распорядилась за нас. Отними-ка у нее жалость, оставь ей высшее образование, умение воспитывать, уважение... Оставь ей все, а отними жалость, и жизнь в три недели превратится во всесветный бардак. Отчего народ поднимается весь в гневе, когда на по-роге враг? Оттого, что всем жалко всех матерей, детей, род-ную землю. Жалко! Можете не соглашаться, только и я знаю -- и про святой долг, и про честь, и достоинство, и т.п. Но еще -- в огромной мере -- жалко.