Становление - Стэлла Петровна Соколова

Империя Ардейл. Утро следующего дня.

Эйрин стоял возле погребального костра и безучастно смотрел вперед. Запах паленных волос смешался с запахом горящей ткани, от чего к горлу подкатила тошнота. Рядом с юношей стоял Лазар и печально смотрел на ярко-рыжее пламя, жадно пожирающее то, что осталось от последнего из рода де Льен. Рядом с Лазаром стояли Дэмиэн де Мор, Рэй и еще несколько человек в темных плащах. Когда пламя погребального костра погасло, все начали потихоньку расходиться. Постояв в полной тишине еще пару минут, Эйрин посмотрел на наставника.

— Ты уверен, что так было правильно?

Лазар пожал плечами.

— Не знаю, не мне решать.

— Хочешь остаться один?

— Если ты не против…

Кивнув Лазару, Эйрин развернулся на пятках и пошел вслед за Рэем, а Лазар несмело шагнул к куче пела, в самом центре которого лежала почерневшая бирка. Протянув руку вперед, наследник сжал бирку в руке. Закрыв глаза, он вознес молитву Светлым и провел по металлической поверхности пальцем, стирая сажу с металлической прверхности. Когда наследник открыл глаза, несмелая улыбка легла на губы. Подняв над головой металлический прямоугольник, Лазар помахал им в воздухе. От гладкой, полированной до зеркального блеска поверхности, отразились лучи всходящего солнца.

Тихий, облегченный смех, который почти тут же перешел в радостный хохот, заставил Эйрина обернуться и, с нескрываемый удивлением, посмотреть на Лазара.

Наследник, позволив себе облегченный вздох, опустился на землю, густо усыпанную росой, а потом и вовсе завалился на спину. Покачав головой, Эйрин подошел к Лазару и, нарочито небрежно, поинтересовался:

— Что смеешься?

Лазар поднял на него глаза и весело ответил:

— Он родился…

Империя Ардейл. Западные горы.

Лука Редж стоял на пороге барака… То есть — закрытого мужского монастыря и с легкой, несколько грустной улыбкой смотрел на, только что показавшееся над верхушками деревьев, солнце. Пронзительный щебет птиц, легкой песней разносился в тиши леса, ни с чем не сравнимый аромат влажной древесной коры и мха будил где-то в глубине души давно забытые чувства.

Посмотрев себе под ноги, Лука вздохнул — за все то время, что он пробыл в монастыре, одежда его порядком износилась и сейчас он скорее напоминал оборванца, нежели молодого мага — узкие штаны, некогда доходившие едва ли не до пят, сейчас едва прикрывали колени, да и выцвела ткань порядком. Рубаха, совсем недавно белая, теперь стала светло-серой — уж слишком часто и с особым усердием Лука ее настирывал. Кстати, рукава от рубахи ему пришлось оторвать, потому как жарко очень, к тому же манжеты, в буквальном смысле, начали "сыпаться" не выдержав энтузиазма прачки. Луки, то есть. Из всех вещей в более-менее приличном виде у Луки остался только кафтан, который он решил спрятать в мешок и не надевать до тех пор, пока не обзаведется нормальной одеждой.