Павший мир. Выжившие - Николай Геннадьевич Грошев

Бродяги.

Военные.

Меченные.

Первое что он услышал в своей жизни, был тихий, даже приятный на слух, шелест. Затем, сверху, полился поток яркого света, слепившего глаза. И это притом, что они у него были закрыты. От неожиданности он зажмурился, попытался закрыть лицо ладонями, но руки во что-то упёрлись, потребовалось ещё несколько секунд, что бы высвободить их. Справившись с этим, он застонал и попытался повернуться на бок, но тут же врезался лбом по что-то относительно мягкое.

Последовал новый стон. Потом ещё один.

— Сукааааа! — Трижды простонал он.

Ну, так-то он стонал. Просто звуки имеют свойство иногда создавать эхо, а тут пространство замкнутое, вот оно так и получилось.

— Падла! — Взвыл он, чувствуя боль от яркого света.

Тут, видимо, случайно получилось. Мягкая поверхность сыграла шутку с эхом и вот он результат! Увы, ничего не поделаешь. На самом деле он продолжал отчаянно стонать и пытаться выбраться из ловушки, сверху которой продолжал литься слепящий свет. Стонал долго, громко и проклятое эхо неизменно превращало жалобный стон, вот в такое вот непотребство.

Наконец, кое-как выбравшись, он соскользнул по округлой поверхности и свалился на пол, где снова застонал от боли, на этот раз во всём теле — падать было хоть и не сильно высоко, но всё равно болезненно. Пол-то тут оказался твёрдым как бетон, а может, бетонным он и был.

На какое-то время затих. Больше от удивления чем от боли или того факта, что свет больше не слепил, просто оставался слишком ярким и всё. Он лёг на спину, вытянул ноги и осторожно развёл руки в стороны. Правая рука коснулась чего-то большого, левая, легла на пол.

Несколько минут он просто лежал, не шевелился даже.

Боль от ушибов прошла. Так оно и должно быть — понимал он. Но в то же время, что-то подсказывало, что грохнулся он не слабо, и резкая боль пройти должна была, это да, но почему нет ноющей, едва заметной боли от ушиба? Она должна быть, должна остаться ещё на несколько минут, прежде чем окончательно пройти, но её нет и в помине.

Со светом всё более-менее ясно — глаза привыкают, свет больше не причиняет неудобств, что означает — он долго находился там, где света не было вовсе. Словно лёг спать и проспал неделю, а потом в комнате резко включили яркую лампу…, где эта комната?

— К чёрту комнаты, — прошептал он, — кто я вообще такой?

Ответа разум не предоставил. Попытки вспомнить, отозвались лишь звенящей пустотой.

Стало страшно. На мгновение, он даже ощутил нечто вроде паники, но глубоко вдохнул, собрался с силами и подавил непрошено возникший ужас.