По материалам парижских журналов - Лариса Олеговна Обаничева

Шестьдесят лет назад небольшой роман под названием «Здравствуй, грусть» вызвал огромный скандал.

Написала его летом 1953 года — за шесть недель, в школьной тетрадке — никому не известная девушка восемнадцати лет. По тем временам — еще несовершеннолетняя, родители подписывают за нее договор с издателем, получают гонорар: на все требуется их согласие.

Заглавие она взяла у Поля Элюара, чьими стихами наслаждалась еще подростком. А у любимого Пруста нашла псевдоним — Саган. В этом имени, позаимствованном у героев «В поисках утраченного времени»: супружеской пары аристократов, богатых, беззаботных, живущих, как им заблагорассудится, — заложена будущая легенда писательницы.

«Маленький очаровательный монстр» — так назовет ее Франсуа Мориак. В ее первом романе — полное безразличие к моральным устоям эпохи и сексуальная свобода. Сесиль, его молодая героиня, ни к чему не стремится, отвергает не только идеалы своего буржуазного круга, но и мораль феминисток, не желая ни работать, ни учиться. Она живет настоящим, не думая о будущем. «Как можно допускать апологию ничегонеделания, лени и свободной любви?» — возмущались многие. Сесиль не одинока. Если до войны подростки в романах были в основном мальчиками, не считая Клодины Колетт в 20-е годы («Здравствуй, грусть» вышла в свет в год смерти Колетт, и многие увидели в Саган ее преемницу), то в послевоенной прозе появляется новая героиня — девочка вызывающего поведения («Гостья» Симоны де Бовуар, «Возраст зрелости» Сартра, «Плотина против Тихого океана» Маргерит Дюрас). А после романа «Здравствуй, грусть» хлынут потоком исповедальные рукописи молодых женщин.

Свободный тон в романе сочетается с классическим изложением, что удивительно: ведь в ту пору властвует так называемый «новый роман», отвергающий сложившиеся нормы письма. Саган признáется позже: ей смертельно скучно читать то, что написано ради формы. Игнорируя модернизм, она так и не примкнет ни к одному литературному клану. Ускользая от тех, кто пытался втиснуть ее в рамки той или иной «системы ценностей», сохраняя свободу в выборе жанра и стиля, она, естественно, не могла не вызывать раздражения. Никому не пришло бы в голову винить мадам де Лафайет в том, что она описывает жизнь одних только аристократов, — Саган же постоянно упрекали за то, что она интересуется лишь «мирком» богатых избалованных людей. А когда она решит сменить тему и расскажет историю «маленького человека» (роман «Приблуда», 1980), критика возмутится: зачем она пишет о том, чего не знает?