Очаровательное захолустье - Валерий Георгиевич Попов

— Вы знаете, что у Есенина и Зорге был сын?

Я пошатнулся, но устоял. Редактор смотрел на меня пытливо и благожелательно. И это — та работа, которую мне давно таинственно обещали мои друзья, ради которой я сырым летом прогнал свою семью в холодную, дырявую халупу? Работа, которая резко должна была поднять мой имидж, а главное, доход? Не молчи! Какой-то реакции он от тебя явно ждет: если не восторга, то, во всяком случае, признательности. Главное — не сглупить, не задать мелкий, недостойный серьезного специалиста вопрос. Сексуальный интерес отметаем сразу: это не тот масштаб. Редактор явно ждет от меня реакции более зрелой. А такие мелочи... Рихард Зорге, насколько я помню, был гением конспирации, так что вполне мог оказаться и женщиной.

— Но это же в корне меняет... многие страницы нашей истории! — изумленно произнес я.

И это была правильная реакция: редактор расцвел. Если уж они приоткрыли некоторые тайны своих архивов, то наверняка не для того, чтобы подогревать в ком-то чахлый нездоровый огонек, а для того, чтобы по-новому осветить нашу историю. Я гордо выпрямился — гордый тем, что мне доверили такое задание.

Но душа скулила где-то в углу. Меня больше волновала сейчас не судьба сына Есенина и Зорге (даже если он существовал в действительности), а моя собственная судьба. Как же я сюда докатился? Ведь когда-то писал все, что мне хочется! Молодость! Дерзость! Жадность! Из этих качеств осталось только последнее, только жадность и удерживает меня пока на ногах, низкий ей поклон.

Но друзья, мои друзья, направившие меня сюда с мудрыми и проницательными улыбками, считают, что я как раз до этого дозрел и больше уже ни на что не способен? Так, видимо. Это конец. И надо принять его мужественно, с улыбкой.

— Мы настояли, — сообщил мне радостно Андре, — и они согласились пустить тебя — именно тебя — в их гнездо!

Но яички тут оказались тухлые.

— Вы даете эту папку мне? — дрогнувшим голосом спросил я редактора.

— Увы, нет, — после долгой паузы вздохнул он. — Пока еще не имеем права. Слишком многие из перечисленных здесь еще в строю.

Это плохо.

— Пока могу вам дать одну лишь фамилию... Полковник Етишин. Он задействован в этом весьма непосредственно.

— ...Я могу его видеть?

— ...Увы, нет.

Да. Небогато. А как в смысле аванса?

Чужие мысли он читал без труда.

— Насчет финансов вам все скажут в бухгалтерии. Я в этом не разбираюсь! — Он благодушно отмахнулся ладонями: мол, и без этого хватает забот! — Ну, — он приподнялся, — мы надеемся на вас! На вашу добросовестность, принципиальность, а если понадобится, — он сделал паузу, — и смелость!