Знак - Вероника Рот

Тихоцвет всегда распускался в самую длинную ночь.

Когда тугой «кулачок» лепестков раскрывался, вспыхивая ярко-алым, весь город праздновал это событие. Тихоцвет был истинной кровью народа, а кроме того, по мысли Акоса, позволял не сойти с ума от холода.

В канун ритуала Цветения Акос, запарившись в своей кухлянке, решил подождать родичей во внутреннем дворе. Дом Керезетов был выстроен вокруг очага, и его внутренние и внешние стены плавно изгибались. Предполагалось, что круг приносит удачу.

Стоило открыть дверь, как от мороза защипало глаза. Акос опустил защитные очки, стекла тут же запотели. Рукой в варежке потянулся за кочергой, пошуровал ею под колпаком очага. Горюч-камни, выглядевшие черными комьями, от трения замерцали, рассыпая разноцветные искры – оттенок их зависел от того, чем именно были присыпаны осколки камней.

Теперь они вспыхнули ясным, кровавым огнем. Камни горели здесь не для света или тепла, а как напоминание о Токе. Впрочем, Акосу хватало и постоянного гула в собственном теле. Ток протекал сквозь каждое живое существо, а в небе проявлялся разноцветными сполохами. Точь-в-точь как россыпь горюч-камней. Или фонари «поплавков», сновавших над дорогой в город. Или летающие тарелки, которые проносились над этой покрытой снегом планетой: пришельцы не решались высадиться на ее промерзлую поверхность.

Во двор выглянул Айджа – старший брат Акоса.

– Ты же заледенеешь! Возвращайся, мама почти готова!

Обычно мама долго возилась, собираясь в храм. Как-никак, а она – прорицательница. Глаза всех присутствующих будут обращены на нее.

Акос бросил кочергу и шмыгнул в дом, на ходу стаскивая защитные очки и маску.

Отец и Сизи, старшая сестра Акоса, уже топтались у входной двери, нахлобучив на головы капюшоны: оба в самых теплых кухлянках из меха кутьяха. Шерсть этого зверя не поддавалась окраске, оставаясь серебристо-седой.

– Все в сборе? Отлично, – сказала мама, застегивая кухлянку.

Она неодобрительно покосилась на старые унты мужа.

– Прах твоего отца содрогается, видя, как грязна твоя обувь, Оуса.

– Надеюсь. Потому-то я и постарался запачкать ее как следует, – улыбнулся отец.