Великая Степь - Дмитрий Витальевич Шелег

Ночь. Тишина. Степь. И только прохладный ветерок легкими освежающими касаниями скользит по моей обнаженной и измотанной тяжелыми испытаниями фигуре.

«Хоть бы каплю воды!» — проносится, в моей измученной отсутствием влаги, голове. Сухой язык, невольно проходит по такому же сухому нёбу, и я болезненно морщусь, от накативших на меня, неприятных ощущений. Надо как можно быстрее добыть себе воду иначе я еще больше ослабну.

Перекатившись на живот, руками, приподнимаю туловище вверх над травой, и, не обращая внимания, на накатывающую головную боль, внимательно вглядываюсь в кромешную темноту. Готов поспорить, что для обычного человека, представителя расы людей, данное действие вызвало бы большие сложности. Ведь их зрение слабо, и в такую темную ночь они кроме смутных и непонятных силуэтов, ничего не увидят. Мое же зрение, намного лучше, оно уже не раз меня выручало в подземельях трущоб, выручит и в ночной степи.

Откуда я знаю возможности зрения представителей расы людей? Все просто и одновременно невероятно сложно.

Когда-то давно, в прошлой жизни, я и сам был обычным человеком, представителем расы людей. Я жил в мире, который известен под названием Земля. В то время, я вел беззаботную жизнь. Работал, веселился, пользовался благами цивилизации современного мира, и даже в страшном сне не мог предположить, что после смерти, моя душа переместиться в тело четырехлетнего ребенка, живущего в трущобах, многотысячного города, почти в центре огромной человеческой империи.

Страшно?

Я тоже испугался. Но мне очень хотелось жить, да и водоворот событий просто захлестнул меня с головой, не давая задумываться о произошедшем, и предаваться ненужным воспоминаниям и сожалениям. Моей основной целью в то тяжелое время, была выживаемость. Чувство самосохранения было настолько сильно, что вытеснило из моей цивилизованной и напичканной моралью головы, всю жалость, ненужные сожаление, нерешительность. Не подумайте, я не стал моральным уродом, убивающим всех подряд, и творящим подлости. Однако я снял с себя мораторий на смерть, поменял отношение к воровству.

Да и не мудрено, ведь под моей опекой, оказалась кучка малолетних беспризорников, которые постоянно голодали, и пытались выжить, в очень жестком и не терпящем слабости мире. Мир поделился для меня на своих, и чужих. Своих, я берег и защищал. Чужих, мог убить или подставить. Времени на лишние размышления не было.

Как обычный, четырехлетний ребенок, мог делать хоть что-нибудь из этих дел, и выжить? Все просто, я был необычным ребенком.