Друг мой! - Кирилл Николаевич Берендеев

Берендеев Кирилл

Друг мой!

Прости мое излишне вычурное обращение, но я не знаю, как лучше следует начать это письмо. Если я упомяну в заглавии то имя, что носишь ты сейчас, ты не узнаешь меня, если же прежнее - просто не поймешь. Я нахожусь в затруднении, и если бы не определенные обстоятельства, я не смог приняться за письмо. Да и что я хочу сказать им? - и сам не знаю. Некую нетривиальную повесть, нечто, что заставило бы внимательно вчитаться в написанные мной строки, и не скакать, как ты привык, с пятого на десятое или посмеиваться над каждой новой фразой. Впрочем, последнее наименее вероятно, ты просто счел бы меня нетвердым в рассудке и уничтожил бы письмо, не придав ему значения. Признаться, я так и не решил, как мне убедить тебя и очень боюсь, что ты оставишь мое послание без внимания.

Досадный каламбур! Извини, но я не научился писать письма, и это поневоле мне дается куда сложнее любых других, по тем причинам, которые я тщусь изложить, но никак не могу добраться хотя бы до начала. В свое оправдание я мог бы добавить лишь то, что я впервые пишу письмо, используя электронно-вычислительную машину, что стоит у меня дома, компьютер, как сказал бы ты. Хотя он и обладает набором уникальных возможностей, писать от руки мне все же привычней и легче. Но думаю, что прежним способом свое письмо я писал бы и переписывал бессчетное число раз.

Помнится, я объяснял тебе нелюбовь к компьютеру слабыми глазами: болезнью сетчатки или чем-то в таком духе. Конечно, дело не в этом, не совсем в этом.

Ну вот, я снова отвлекся. Придется быть куда собраннее и внимательнее. Ведь я еще так и не подобрался к главному.

Наверное, мне стоит начать с самого начала. С того дня, как мы встретились.

Это было давно, в начале девяносто первого, на излете империи, когда взрыв, потрясший ее, уже прозвучал, а обломки еще продолжали падать. Я помню веселье на улицах: бурное, непреходящее, по любому поводу веселье, быть может, и без повода вовсе; люди, населявшие страну в тот миг истории, были счастливы как никогда. Каждый считал своим долгом засвидетельствовать свое отношение к мертвому льву и мыслями уйти в грядущее, которое было близко и радостно... как это памятно мне по простой надписи из другой эпохи и на другом языке: "здесь танцуют".

Был в Зеленограде - спутнике столицы тогдашнего и теперешнего твоего мира - маленький дом, подвал которого занимал клуб "Монолит"; в нем справлялись юбилеи, свадьбы и отмечались встречи, а члены его, укрывшись от глаз посторонних празднующих, вели долгие литературные дискуссии. Водительствовала ими девушка, которую тогда я считал своей, - шатеночка невысокого роста с фигурой, полной достоинств. Кажется, она писала стихи, но обыкновенно, немного пела под гитару своим низким теплым голосом. Я приходил слушать ее, и раз, слушая, познакомился с тобой.