Несостоявшаяся кремация - Амброз Бирс

Ранним июньским утром 1872 года я убил своего отца — поступок, который в то время произвел на меня глубокое впечатление. Это произошло до моей женитьбы, когда я жил с родителями в штате Висконсин. Мы с отцом сидели в библиотеке нашего дома, деля награбленное нами за эту ночь. Добыча состояла главным образом из предметов домашнего обихода, и разделить ее поровну было делом нелегким. Все шло хорошо, пока мы делили скатерти, полотенца и тому подобное, серебро тоже было поделено почти поровну, однако вы и сами понимаете, что при попытке разделить один музыкальный ящик на два без остатка могут встретиться затруднения. Именно этот музыкальный ящик навлек несчастье и позор на нашу семью. Если бы мы его не взяли, мой бедный отец и до сих пор был бы жив.

Это было необыкновенно изящное произведение искусства, инкрустированное драгоценным деревом и покрытое тонкой резьбой. Ящик не только играл множество самых разнообразных мелодий, но и свистел перепелкой, лаял, кукарекал каждое утро на рассвете, безразлично, заводили его или нет, и сквернословил на чем свет стоит. Это последнее качество пленило моего отца и заставило его совершить единственный бесчестный поступок в жизни, хотя возможно, что он совершил бы и другие, останься он в живых: отец попытался утаить от меня этот ящик и заверял честью, что не брал его, мне же было как нельзя лучше известно, что он и самый грабеж задумал главным образом ради этого ящика.

Музыкальный ящик был спрятан у отца под плащом: мы переоделись в плащи, желая остаться неузнанными. Он торжественно поклялся мне, что не брал ящика. Я же знал, что ящик у него, знал и то, что отцу было, по-видимому, неизвестно, именно: что ящик на рассвете закукарекает и изобличит старика, если я смогу продлить раздел добычи до того времени.

Случилось так, как я хотел: когда свет газа в библиотеке начал бледнеть и очертания окон смутно проступили сквозь шторы, из-под плаща старого джентльмена раздалось протяжное кукареку, а за ним — несколько тактов арии из Тангейзера, и все это завершилось громким щелканьем. Между нами на столе лежал маленький топорик, которым мы пользовались, чтобы проникнуть в тот злополучный дом; я схватил этот топорик. Старик, видя, что запираться дольше бесполезно, вынул ящик из-под плаща и поставил его на стол.

— Я сделал это только ради спасения ящика, но если ты хочешь, руби его пополам, — сказал он.

Он страстно любил музыку и сам играл на концертино с большим чувством и экспрессией. Я сказал: