Москаль - Михаил Михайлович Попов

© Попов М.М., 2009

© ООО «Издательство «Вече», 2014

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2014

Сайт издательства www.veche.ru

Наш мир придумал, конечно, какой-то Достоевский, но не такой талантливый, как Федор Михайлович.

Г. Иванов, русский поэт

Никогда не надо врать,

надо правду сочинять.

Кабул-Шах, афганский поэт

«Четыре ступени вниз. Дверь покорно и беззвучно распахивается. Сводчатый потолок полуподвала. Накурено до синевы. Гудят неприятные кабацкие голоса. Направо стойка. Улыбающийся мужчина в белом фартуке протирает пивную кружку. Хоть и улыбается, но понятно, что нам он не рад. Мне и отцу, который ведет меня, ребенка, за руку. “Что угодно пану офицеру?” – “Ты же знаешь!”– отвечает отец. Он одет сегодня странно, даже мне немного неловко за него. Галифе, начищенные хромовые сапоги, подтяжки на голое тело и парадная фуражка на голове. Отец мой не высок ростом, сухощав, но у него очень выразительная мускулатура, которой я горжусь.

Кабатчик ставит перед отцом граненый стаканчик и наливает в него горилку из квадратной бутылки. И тут сзади раздается нахальный голос, отчетливо выделяющийся из общего гула. “А чтобы гэта была за фурага хлопцы, и чтобы гэтага могло сидети под ей?” И тут же звучит трусливый, быстрый ответ “Роги!” И после – всеобщий хохот.

Отец медленно выпивает горилку, держа мизинец на отлете. Откусывает половину конфетки, услужливо пододвинутой кабатчиком уже на развернутой бумажке. Смотрит на меня, и я вижу, что глаза у него совершенно пьяные. И понятно, что не от водки. Он поворачивается к залу, и перед нами оказывается длинный стол. Он стоит к нам торцом, и справа и слева над ним наклонились огромные, странно подстриженные головы. Копна волос на макушке и на лбу, и голые виски. У сидящих толстые, мощные спины, облаченные в допотопную, по моему мнению, одежду. Свитки, жупаны, бог их знает. Жуют, сопят, молчат. Никто даже глазом не сверкнул.

«А ну встань, кто говорил!»

Молчат. И обладатель наглого голоса, и обладатель того, что крикнул “Роги!”, и все, кто смеялись, молчат тоже.

Отец презрительно сплевывает сладкую слюну под ножки столу и громко произносит на весь закуренный подвал.

“Быдло!”

И тогда в сидящих шеренгах происходит движение. Поднимаются сразу трое. Тяжело, угрожающе, размазывая усищи кулаками. Остальные то ли гудят, то храпят, обжигая нас с отцом взглядами.

Драка получается неинтересная. Могучие украинцы не догадываются навалить скопом, приближаются к отцу по очереди, с разрывом в несколько секунд, а этого ему достаточно. Он двигается раза в четыре быстрее их, наносит мгновенные убийственные удары, как будто в руках два молотка, и «фурага» у него на голове даже не меняет своего положения. И вот уже паны в жупанах некрасиво валяются подле стойки и жалостливо стонут: “Пане офицере! Пане офицере!” Отец выпивает второй стакан горилки, выпивает его еще медленнее, чем первый, берет меня за руку, и мы выходим вон из заведения. Ступенек, с которых все началось, почему-то нет, а в свободной руке у меня леденец на палочке. Кто мне его подсунул? Я пытаюсь его отбросить, но он прилип к пальцам, и отбросить его никак нельзя».