Другое небо - Пол Андерсон, Роберт Силверберг

Как я сужу,

Сокрытые в грядущем времена,

А в настоящем взор ваш полон смуты.

ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ.

Божественная комедия.

Ад, песнь десятая

Нехорошо начинать с цитирования, но когда цитата уж больно удачная…

Статья «Боги и демоны» в самой на сегодняшний день полной и авторитетной англоязычной «Энциклопедии научной фантастики» (вышедшей в 1979 году под редакцией Питера Никколса) открывается примечательной репликой: «Интерес к религии обнаружился у научной фантастики с самого ее зарождения, однако росту числа фантастических произведений о богах способствовал не он. Причиной была отчасти мания величия. Три основных отличительных качества божества оказались неотвратимо притягательны для писателей-фантастов: всезнание, всемогущество и дар творения жизни. Или даже целых миров. Чем иным, как не последним, пусть только на словах, занимались фантасты все это время?» Впрочем, не только эта, но и многие другие энциклопедии и справочники начинают разговор об интересующем нас сюжете с такого приблизительно пассажа: нет ничего более отдаленного от научной фантастики, нежели религия — но это только на первый взгляд… И далее обычно следует убедительная обойма примеров, долженствующих свидетельствовать как раз об обратном: нет ничего ближе. В чем убедится, хочется думать, и читатель этого сборника. Хотя, может быть, свыкнуться с подобной мыслью будет трудно тем, кто плохо знает современную научную фантастику (о религии-то, наверное, каждый составил собственное мнение — и верующий, и атеист). Но и их скепсис даст трещину, если они еще раз обратят внимание на «мостик», услужливо переброшенный в полуиронической цитате, которой открывается вступительная статья.

Сотворение миров… Каждый истинный художник ощущает себя в потенции Творцом, но тут другое.

Сотворение миров, не похожих на наш единственный, миров своих собственных, сконструированных по известным одному тебе чертежам, с действующими в этих диковинных вселенных законами, которые ты тоже сам придумал. Вот она, потаенная мечта всякого автора, решившего согрешить по части фантастики! Не всем это в конце концов удается, кое-кто быстро отказывается от труднодостижимого идеала, соблазнившись более простыми утилитарными «ценностями» литературной поденщины, но идеал незримо витает над каждым.

Более чем в каком другом виде художественного творчества, в фантастике ощутим дух абсолютной свободы — от обыденной и часто обрыдлой реальности, от пудовых гирь опыта и здравого смысла, от давящего авторитета первооткрывателей законов природы (ибо они — «великие» — открыли раз и навсегда, а последователям остается только эти законы шлифовать и им следовать…).