Мертвое Сердце - Мария Введенская

Знает ли человек, что такое зло?

Может ли с уверенностью утверждать, что не играет на его стороне?

Может быть, да. А может быть, нет.

А ты, читающий эти строки, знаешь, за кого играешь?

Ты в этом абсолютно уверен?

Именно.

Подумай-подумай, возможно, у тебя еще есть время.

Больше всего на свете Аманда боялась трех вещей: потерять близких, стать физически неполноценной и постареть. Когда-то давным-давно ей казалось, что любая из этих вещей способна сломить ее психику, толкнуть на крайность, и тем самым убить.

Ей казалось тогда, что старость страшна, потому что это последний отрезок перед смертью. А еще, потому что это больно и пахнет лекарствами. Ты постепенно перестаешь узнавать себя в зеркале, незнакомцы на улицах больше не бросают на тебя заинтересованных взглядов, и что самое страшное, тебе этого, вроде как, больше и не нужно. Одни не замечают, а другие относятся как к хрупкой кукле, потому что старость превращает кости в стекло, в сухие скрюченные ветви. Аманда иногда задумывалась над тем, что происходит с деревьями, чей век уже истек. Наверное, они просто становятся пылью и ждут своего ветра. Цепляются частицами за его порывы и уносятся прочь открывать новые земли. Хотя могут ли мертвые открывать?

Естественный страшный процесс. Но вот что неестественно – если у тебя вообще нет этих самых веточек, пусть даже сухих и скрюченных. Говорят, инвалидам в развитых странах живется просто. Говорят, созданы все условия. Так почему же их так мало на улицах? Где эти сотни тысяч? Нет, этот мир не для них… не для слабых, обделенных, немощных и неполноценных. Пандусы в супермаркетах, бугристые дорожки на улицах и прочие радости, призванные облегчить жизнь калек в социуме – лишь фантики. Может, это и является определенным удобством, но не снимает с шеи штампованный ярлык «неполноценный». Для таких построены специальные лагеря, школы, различные секции даже спортивные, но всё это не более чем жестокая градация, благодаря которой их и не видно. Здоровым, а точней внешне здоровым, это кажется вполне удобным и правильным, успокаивает по ночам, нашептывая, что в нашем далеко не идеальном мире созданы все условия для них… не таких, как все. И они мягко погружаются в сон, доподлинно зная, что не более чем пара-тройка калек растревожит их тонкую психику завтра, заставив задуматься о бренности бытия и о том, как им на самом деле повезло иметь обе руки, обе ноги и оба глаза. Хотя, всё по той же старой доброй статистике их должно встретиться как минимум пара десятков. Но где же они? Уж не в спец лагерях ли? Не в специальных секциях ли? А насколько они хотят быть там? Насколько хотят, чтобы всё окружающее их покалеченную жизнь носило приставку «спец»?