Возможность проникновения - Марек Панкциньски

Марек Панкциньски

ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОНИКНОВЕНИЯ

Инспектор Клаус Бом еще раз внимательно все осмотрел: стена, местами шероховатая, выглядела прочной. Он нерешительно вытер ладонь о плащ, хотя нужды в том не было. Рука была чиста. "С этой стороны точно никто сюда не мог проникнуть", подумал инспектор в десятый раз.

- Ну и что вы об этом думаете, - спросил он практиканта, вертевшегося за его спиной.

Практикант собирал микроследы. Вопрос прозвучал в небольшой комнате большого дома прямоугольной архитектуры, расположенного на окраине крупного города (не менее полумиллиона жителей). Владелец дома занимал теперь меньше места, чем обычно занимает средний, живой горожанин.

- Не слабо его уработали, - ответил практикант Бутлер.

Инспектор подумал, что такой реакции на убийство известного литературного критики и писателя Давида Культерманна можно было бы ожидать и от заурядного обывателя.

- Ваша оценка - ноль баллов, коллега Бутлер,- подытожил он и пробурчал себе под нос: "Что за толстокожий олух!"

Бутлер - высокий, вялый легавый - ничуть этим не взволновался. Он продолжал бродить по комнате, вглядываясь в мельчайшие пылинки на ковре.

- Безопасность помещения стопроцентная, - продолжал свой монолог Бом. Три электронные системы, управляемые компьютерами независимо друг от друга...

Инспектор подошел к окну, закрытому жалюзи.

Каждое движение шторок регистрировалось, в форточку была встроена аппаратура с фотоэлементами. Ни с того ни с сего в голову инспектора пришли строки какого-то стихотворения: "... где чистого поэта жест с достоинством мечтам вход преграждает, врагам его призванья."

- Интересно, чего он боялся, принимая такие меры предосторожности? тихо сказал инспектор самому себе.

Час спустя он был уже далеко от домика убитого.

Он специально не стал брать автомобиль, чтобы пройтись по улицам и без помех отдаться успокоительной меланхолии. "каким образом небытие может столь внезапно вторгнуться в жизнь, столь упорядоченную и столь творческую?", думал инспектор о Культерманне. Он был подавлен и печален. Он чувствовал себя как в тот день, когда впервые посетил полностью автоматизированную фабрику. Роботы двигались почти бесшумно, издавая лишь тихое чмоканье, но он вышел оттуда в таком унынии, как будто сам участвовал в производственном процессе.

Признаки удушения на теле Культерманна были слишком выразительны, чтобы посчитать его смерть самоубийством. Труп писателя лежал на середине комнаты, руки раскинуты, на шее, кроме следов чьих-то пальцев, были виден еще след укуса. Бом внимательно его осмотрел - такой след могли бы оставить зубы какого-нибудь мелкого грызуна. В тот миг инспектор был не в состоянии выдвинуть ни одной разумной гипотезы. Он даже не просмотрел книг Культерманна, в которых могли бы найтись какие-нибудь подсказки. "Впрочем, даже выражение лица покойного кажется мне фальшивым", подумал Бом в оправдание. "Этот человек, судя по всему, был прекрасным актером." Гримаса на лице жертвы свидетельствовала о том, что в момент смерти писатель был чем-то глубоко поражен и в то же время весьма позабавлен. Комбинация чувств, совершенно непонятная для инспектора.