Любовница по контракту - Шэрон Кендрик

– Этого не может быть! – пронзила Зуки внезапная догадка. Только не он! Кто угодно только не он! Но кого еще на свете можно принять за Паскуале Калиандро – этого дьявола, которого она имела несчастье когда-то встретить?

Господи, пожалуйста, молча молила она и в то же время не могла совладать с нараставшим где-то внутри желанием. За двадцать четыре года своей жизни она не встречала более привлекательного мужчины. А она их перевидала…

За время карьеры фотомодели ей приходилось работать со многими мужчинами манекенщиками, актерами и рок-звездами – фотографии которых украшали стены спален миллионов женщин во всем мире. Но ни один из них не мог сравниться с этим человеком, не оказывал на нее такого воздействия.

И не только на нее, с горечью добавила она, наблюдая, как все женщины вокруг следили, словно загипнотизированные за эффектным длинноногим молодым мужчиной.

Сердце Зуки было готово вырваться из груди. Что, черт возьми, он делает здесь, на юге Франции? И что теперь делать ей? Интересно, заметил ли он ее? Но даже если заметил, вряд ли вспомнил бесстыжую девчонку, так страстно предлагавшую ему себя, когда ей едва исполнилось семнадцать.

Совершенно забыв о том, что она спустила узкие бретельки бикини, Зуки попыталась сесть в шезлонге, не отрывая взгляда от мужчины, который медленно шел по пляжу.

Шел к ней!

Она беспомощно всхлипнула, но не оторвала взгляда от мощной игры его бедер. Затем взглянула чуть выше. Боже правый! Ему нельзя выставлять себя напоказ в узких джинсах. Появись он не в этих легких, светлых, великолепно сшитых брюках, его могли бы, чего доброго, арестовать за неприличное поведение.

Блуждающий взгляд Зуки поднялся еще выше. Что за грудь! Широкая, мощная, покрытая темными волосами под белоснежной шелковой рубашкой.

У нее пересохло во рту, когда она, наконец, взглянула на его лицо: прекрасно очерченный рот, одновременно чувственный и жесткий. А этот гордый, аристократический, с горбинкой римский нос! Кто бы знал, оказывается, можно прийти в возбуждение от одного вида носа, подумала Зуки, пожирая его глазами, словцо любитель искусства, увидевший шедевр. Но взгляд темных глубоких глаз Паскуале, излучавших холод и неприкрытое презрение, заставил ее сердце сжаться.

– Та-ак, – протянул он с надменной усмешкой, останавливаясь возле ее шезлонга. – Я вижу, с годами твой аппетит не уменьшился, сага.[1]

От этих ранящих слов, произнесенных самым бархатным и сексуальным голосом, какой она когда-либо слышала, – загадочным сплавом американского и европейского оттенков, – с нее тут же слетела ненадежная маска искушенности.