Призраки оперы - Анна Александровна Матвеева

Вечер. Предместье Фобур-Сент-Антуан.

Горожане спешат домой, позади – целый день, отданный чужим людям. Совсем скоро парижане смогут расслабиться, ведь их ждут вкусный ужин и приятный разговор с домочадцами. Одна за другой хлопают двери, зажигаются окна. Звучит радостный хор.

Только Марианне спешить некуда – у нее нет здесь знакомых. Разве что портье из гостиницы, который поздравил ее с днем рождения, заполняя карточку приезжих.

Вчерашним утром девушка прилетела в Париж, чтобы встретить свой день рождения. Она хочет забыть о прошлом и найти счастливое будущее в городе любви и света. Тихо и ласково Марианна поет о своих надеждах, и ей вторит целый город…

(Париж может стать отдельным героем оперы. Баритон? Нет, лучше – хор.)

Улица Фобур-Сент-Антуан – длинная, как опера «Жизнь и эпоха Иосифа Сталина». Вытекает из площади Нации, где другая, бронзовая Марианна правит запряженными в коляску львами в окружении фигур Материнства, Правосудия, Детства и Освобожденного труда. У одной из фигур блестящие толстые ягодицы, вряд ли она Детство.

Из-за этих ягодиц Марианна и потеряла ритм, обронила его, как монетку. Загляделась, и опера исчезла. Ничего, вернется. Музу нужно держать на коротком поводке.

Эта привычка у Марианны уже давно – превращать реальность в оперу. Не в музыку, всего лишь в сюжет. Историю, написанную выверенным слогом завлита с музыковедческим образованием. В этих придуманных операх Марианна всегда – главная героиня. Прекрасная девушка, вокруг которой крутится действие. Первое, второе и третье, как блюда в столовой. Ариетта и каватина Марианны, зал встает, поклонников с букетами выстраивают в очередь, как первоклассников.

Реальную Марианну не пустят в героини, даже если она останется единственной женщиной на весь театр.

…Как образ недостижимого счастья, мелькает впереди Июльская колонна – Марианна идет к ней, словно ведомая светом далекой звезды. Площадь Бастилии. От тюрьмы, когда-то наводящей ужас на весь Париж, уцелело одно лишь название…

Надо было все же оставить Бастилию в назидание потомству, как англичане сохранили свой Тауэр, и с ним уцелели привидения маленьких принцев и черные во́роны – такие блестящие, как будто их начистили сапожным кремом.

А здесь, в Париже, – кафельная ракушка оперного театра, и туристы вглядываются под ноги, чтобы разглядеть очертания некогда стоявших здесь суровых стен.