Убийство по-бердянски - Олег Зоин

В конце декабря 1970‑го ехал в командировку в Киев. Когда поезд, на ночь глядя, неспешно отвалил от перрона запорожского вокзала и улеглась неизбежная суета прoводов, в купе нас оказалось трое — грустная зарёванная девчушка лет семнадцати, молодой военный летчик и я, профессиональный толкач, человек цыганского образа жизни, вечный командированный.

Покуда проводница не собрала билеты и не принесла постели, мы сидели молча, почти не глядя друг на друга, думая каждый о своем. Паровоз всё набирал скорость и за окном всё быстрее отлетали назад тучные колхозные поля с перегаженным комбайнами и июльским зноем жнивьём.

— А газетки вы не разносите? — спросил у проводницы летчик.

— Нет, молодой человек, сегодня у нас не получилось с газетами, машина опоздала.

Девушка, по–воробьиному незаметная, сотканная природой из серых, заурядно–нейтральных тонов, улыбнулась мне уголками рта. Она, как и я, поняла, что летун хочет для начала подать себя с парадной, высокоидейной стороны.

— Ерунда всё это, — не утерпел я, — газеточки, журнальчики…

Однако я тоже не был поддержан — девчушка подозрительно

осмотрела меня, как онколог родимое пятно.

Я поспешил поправиться:

— Собственно, чем занимаются в поездах? Или читают, или водку пьют, или в карты играют. Все же я предпочитаю чаевничать.

По быстрому взгляду заплаканных глаз я понял, что вышел вперед очков на сто.

Кстати, позади уже раздавался боевой извозчичьий глас проводницы, предлагавшей чай. Все знают, что такое поездной чай, о котором, я верю, великие поэты ещё напишут поэмы.

После первых же глотков выяснилось, что летчика зовут Федя, окончил он кировоградскую школу высшей летной подготовки и после короткого отпуска спешит в Кировоград получить диплом, чтобы решить вопрос о поступлении в Ленинградское высшее авиаучилище.

Люда едет куда–то под Киев к родне на несколько дней, взяла отгулы и за свой счет. Я, разумеется, не скрывал, что еду в командировку.

— Ещё в поездах травят анекдоты, — изрёк Федя, явно пытаясь взять инициативу в свои руки.

— Давай, поливай! — снисходительно согласился я, а Люда на всякий случай зарделась.

Федя тут же выдал пару тупых солдатских баек, причем, рассказывая, он подбирал удобочитаемые выражения, что совсем убило художественную суть этих перлов устного народного творчества.

Я мог бы, понятно, контратаковать и грохнуть полудюжиной чапаевских, но воздержался ввиду их явной непристойности.