Хозяйка района - Любовь Львовна Рябикина

Анна отошла от окна, подошла к большому письменному столу, опустилась в стоявшее там кресло. Подняла голову и со вздохом произнесла:

— Многое изменилось, Юсуф. И я давно уже не та девочка, которую ты когда–то знал. Ведь почти двадцать лет прошло.

Черноволосый, смуглый мужчина по другую сторону стола с заметным акцентом произнес:

— Я знаю, Анна.

Она сурово взглянула на него поджав красивого выреза губы. Собаки–охранники настороженно посмотрели на ее свисавшую с подлокотника руку, но сигнала не последовало и они опять выжидающе уставились на гостя. А женщина продолжила резко:

— Не перебивай! Я стала убийцей по вине твоего соплеменника, азербайджанца…

Голос с каждым словом твердел, глаза засверкали злобой, и собаки угрожающе встали.

— …больше черным не жить в этом городе, я буду уничтожать и выгонять вас из района, пока не вышибу всех до единого или пока меня не убьют. Не я начала это, не я! Это начали вы — наглые, беспардонные, считающие себя господами. Этому не бывать! Здесь — Россия и это — моя земля!

Он беспомощно взглянул в ее бледное, злое лицо, которое когда–то так любил и тихо спросил:

— И меня убьешь?

Она от этого вопроса вздрогнула, недоумевая взглянула ему в лицо, и почти спокойно произнесла:

— Нет. Если не будешь вмешиваться. В память о прошлом. Уезжай от греха, Юсуф!

Он вскочил, но собаки шагнули к нему и он снова опустился в кресло:

— Неужели нельзя простить? Или решить как–то иначе?

Анна от этих слов вскочила, собаки следом, и мгновенно очутилась возле Юсуфа. Схватилась за подлокотники его кресла, приблизила свое лицо к его вплотную, и, еле сдерживаясь, прохрипела:

— Иначе?!? А как поступил бы ты, увидев своих родителей избитыми?

Анна, уже не сдерживаясь, кричала ему в лицо:

— Как поступил бы ты, когда твою сестренку, чистую и нежную девочку, изнасиловали? Они издевались над моими, ты понял — МОИМИ! — родителями, когда те просто пришли все выяснить. Я не жалею, что убила. Мразь не должна жить! Да, в тюрьме не сладко, но отсидела, от звонка до звонка отсидела! Следователь считал, что убийство не преднамеренное, но тебе скажу — я убивала зная, что убиваю! У вас, на Кавказе, месть — святое дело. Что ж, видимо и нам, русским, придется этому научиться.

Юсуф отшатнулся от нее в кресле, схватился за голову руками, поднял лицо, искривленное в мучительной гримасе и простонал:

— Анна! Что ты говоришь? Ты же мать и ты была такой нежной когда–то.