Лев Николаевич и негры - Сергей Васильевич Лукьяненко

 - Барин, мы оброк принесли… — робко сказал яснополянский староста.

— Это хорошо, это правильно, — добродушно кивнул Лев Николаевич Толстой. — Ну-ка, ну-ка?

Староста помусолил палец, открыл тетрадку и прочитал:

"Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин. Пришло ему раз письмо из дома. Пишет ему старуха мать: "Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с богом поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе — может, и женишься и совсем останешься".

— Простенько, простенько, — пробормотал Лев Николаевич. — Зачем я вас грамоте-то учу, а? Ну да ладно, будет это у нас народностью зваться… Пиши дальше! Только не надо этих соплей, женитьб… Упор — на военные приключения на Кавказе, плен, героическое бегство, воинская взаимовыручка, любовь прекрасной дикарки… Понял?

Староста закивал.

Вперед вышла статная русокосая женщина. Немолодая, но еще красивая. Лукаво улыбнулась барину, открыла тетрадку и начала читать вслух:

"Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета."

— Начало интересное, — задумчиво рассудил Лев Николаевич. — Но что за язык? "Смещалось в доме…" "Бывшею в их доме…" "в одном доме"… "домочадцами"… Хотя свой шарм в этом есть… Работали в высшем свете, милочка?

— Кухарка я была, — призналась женщина.

— Работайте дальше, — решил Толстой. — Так, кто еще готов?

Вперед выступил смущенный отрок лет пятнадцати. Барин ласково кивнул. Открок открыл тетрадку и начал читать: