Минин и Пожарский - Михаил Афанасьевич Булгаков

Ночь. Темница в Кремле. Лампада. В окошке за решеткою луна. Гермоген прикован к стене. Слышится дальний католический хор, поющий по-латыни. Бьют далеко башенные часы.

Гермоген. Полночь… Но сон от глаз уходит. Я не ропщу и жду, когда придет сон вечный, и радуюсь, что он настанет вскоре, что не услышу я, как чужеземцы поют заутреню в Кремле. Я не увижу, как погибнет вовсе наш предел российский и настанет царствующему граду конечная теснота. Сон бесконечный, приди, приди и погаси и слух и зрение усталого раба!

Шорох. Плита в полу поднимается, и выходит Илья Пахомов.

Пахомов. Владыко, тише!

Гермоген. Кто ты?

Пахомов. Нижегородец, сын посадский, Илья Пахомов. Я знаю ход в Кремле подземный, полякам неизвестен он.

Гермоген. Зачем проник сюда, безумный?

Пахомов. Пришла к нам смертная погибель! Остался наш народ с одной душой и телом, терпеть не в силах больше он. В селеньях люди умирают. Отчизна кровью залита. Нам тяжко вражеское иго. Отец, взгляни, мы погибаем! Меня к тебе за грамотой прислали, а ты в цепях, в цепях, несчастный! Горе нам!

Гермоген. Мне цепи не дают писать, но мыслить не мешают. Мой сын, пока ты жив, пока еще на воле, спеши в Троице-Сергиевский монастырь. Скажи, что Гермоген смиренный велел писать народу так: идет последняя беда!

Пахомов. Идет последняя беда!

Гермоген. Царь польский Жигимонт Отчизну нашу отдал на поток и пламя и посадил к нам сына Владислава. И если не поднимется народ, погибнем под ярмом, погибнем!

Пахомов. Исполню все!

Гермоген. Спеши отсюда, на страже немцы. Берегись!

Пахомов. Прощай, прощай, прощай! (Скрывается.)

Гермоген. Не оскудела храбрыми российская земля и век не оскудеет.

Глухой выстрел.

Боже!

Загремели засовы. Вбегает Немец-Драбант. Плита поднимается. Из-под нее выскакивают двое драбантов, втаскивают Пахомова со связанными руками.