Перемены к Лучшему - Ярослава Анабарская

ВВЕДЕНИЕ

Все великие перемены в жизни одного человека, а также и всего человечества, начинаются и совершаются в мысли. Для того, чтобы могла произойти перемена чувств и поступков, должна произойти прежде всего перемена мысли.

Л.Н. Толстой

Природе перемен меня научило моё собственное тело.

Москва. Апрельский солнечный день. По центру Златоглавой иду я. Точнее – остервенело и отуплённо несусь. Мимо мелькают автомобили, люди и здания. Всё как в тумане. Ничего не вижу, потому что плачу. Нет. Рыдаю.

Весна, солнце, чудесная погода и я, заливающаяся слезами и соплями. Мне отказали. Это был отказ от третьей авиакомпании. И из-за чего! Из-за того, чем я раньше гордилась, того, что до сегодняшнего дня считала своей особенностью. Из-за «арабизмов»! Для несведущих в эстетике арабского танца объясню. Желательно, чтобы у представительницы этого вида искусства были выдающиеся бёдра и грудь, чтобы у неё, так сказать, было тело. В арабском танце с хорошо развитыми грудью и бёдрами легче живётся: когда танцовщица выполняет тряску, ей нет нужды прилагать для этого чрезмерные усилия, из-за объёмов тела эта тряска итак будет видна. Обхваты, превышающие стандартные 90х60х90 – вот, что называется «арабизмами», и у меня они были. Но то, что ценится в арабском танце, может совсем не котироваться в авиакомпаниях. На пройденных мной собеседованиях меня не могли спасти ни знания английского языка, ни коммуникабельность, ни приятная внешность. «Форму бортпроводниц 50 размера не шьют».

С недавнего времени я начала бредить самолётами и небом. Возможно, с моей стороны было несколько самонадеянным идти на собеседования в авиакомпании почти с 50 размером одежды. Однако я никогда не считала себя полной. В теле – да! Но не полной! В повседневной жизни я могла преподнести свои 71 килограмм (при росте 162 см) так, что худышки начинали нервничать и комплексовать по поводу отсутствия у них то попы, то груди. Девочки, я не специально!

Итак. Три авиакомпании – три отказа. Причина – одна. Размеры. Вынося мне свой «приговор», они советовали: «Если вы считаете, что вам это надо, худейте и пробуйте снова».

Когда я вернулась домой, мама спросила меня:

– Ну что? Теперь ты оставишь эту затею?

– Ты знаешь, – был мой ответ, – наверное, я буду худеть.

Сказать, что вырвавшиеся слова удивили меня – не сказать ничего. Раньше я расценила бы всё произошедшее со мной, в том числе предложение худеть, как нарушение моих прав, как попытку лишить меня индивидуальности и переделать под всеобщие стандарты. 90х60х90? Фу!