Волк - Майкл Муркок

Майкл Муркок

Волк

Кому ты принадлежишь, друг городок? Кто твой хозяин? Ты привольно раскинулся в неглубокой долине, отгородясь от мира сосновым бором. Твои улицы все в рытвинах и ухабах, надгробные памятники на твоих кладбищах холодно посверкивают в лучах солнца. Ты живешь сам по себе, однако долго так продолжаться не может. Я стою на твоей тихой центральной площади, смотрю на низенькие домишки и выглядываю твоего хозяина. В моем мозгу, где-то на грани сознания, клубится мрак.

Я останавливаю мужчину. На его лошадином лице выделяются обращенные уголками вниз чувственные губы. Он стоит, слегка покачиваясь, и молча глядит на меня задумчивыми серыми глазами.

- Кому принадлежит этот город? - спрашиваю его я.

- Людям, - отвечает он. - Жителям.

Я разражаюсь хохотом, но он остается серьезным и даже не улыбается.

- Ну ты и шутник! Кому принадлежит город на самом деле?

Он пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Я повышаю голос:

- Кому принадлежит город?! Кому он принадлежит, друг?

Он что, рассердился на меня?

Ну и пусть; в конце концов, человек без настроения - уже не человек. У человека должно быть хоть какое-то настроение, даже когда он спит. С презрительной усмешкой гляжу я в спину тому, кто отказывается улыбаться. Твердым, решительным шагом он идет по металлическому с деревянным настилом мосту, перекинутому через тихую речку, что густо поросла кувшинками. Поблескивает на солнце вода.

В моей руке холодная серебристая фляжка с жидким огнем. Я крепко стискиваю ее. Я подношу ее ко рту и впитываю в себя огонь, позволяя ему поглотить меня. Мы с огнем ласково уничтожаем друг друга.

В моем желудке полыхает пламя, мои ноги подкашиваются.

Не оставляй меня, любимая, не лишай меня пробуждающего желание аромата твоих волос. Не лишай меня твоих насмешек, таких неискренних на стонущей утренней заре; не лишай соленого дождя, который струится по моему холодному лицу.

Я снова усмехаюсь и повторяю слова того мужчины:

- Люди, жители! Ха-ха-ха!

Но некому услышать мой смех, разве что кто-то прячется за шторами, которыми задернуты окна всех домов белого городка.

Где ты, любимая, - где теперь твое ядовитое тело, где ощущение твоих ногтей, вонзающихся в мою плоть?

Едкая дымка застилает мне глаза. Городок словно начинает таять. Я медленно падаю на булыжник мостовой, и боль проникает в мой организм через саднящее лицо.

Почему мы не можем найти покоя в ложной божественности другой половины рода человеческого? Почему женщины нам его не дают?