Окно - Род Лиддл

Иллюстратор Коджо Гриффин

© Rod Liddle. All rights reserved; Cheryl Pelavin Fine Arts, NYC, NY

Мэриан сидит, ссутулившись за своим компьютером, злая на весь свет; на настенных часах — тринадцать ноль-ноль. На работе почти никого не осталось, все разошлись по барам, пабам, забегаловкам-бутербродным — сидят там, плачутся друг другу на жизнь за австралийским шардонне и салатом с запеченным козьим сыром. Мэриан очень хочется туда, к ним: в желудке у нее бурчит от голода, сердце гложут жестокие обиды, которыми нужно поделиться с самыми достойными. Вместо этого она должна торчать тут и ждать, пока придет рабочий чинить большое окно, то, что посередине, с плохо закрывающейся допотопной металлической фрамугой. В качестве временной полумеры раму наглухо заклинили с помощью тома The International Who’s Who издания 1997 года.

Это торчание — обязанность ни за кем формально не закрепленная; у любого, за исключением, может, одного-двух руководителей средней руки, хватило бы интеллекта справиться с таким заданием. Но Бэвинз, которую она сперва приняла за сбежавшую из больницы сумасшедшую — настоящая психопатка, забрела сюда, похоже, в поисках выхода, а в результате стала большой начальницей, — нервно спросила, не может ли Мэриан посидеть, и ушла прежде, чем та успела возразить.

Вот она и сидит теперь здесь с ворчащим от злости — от праведного гнева — животом, а по радио тем временем передают сообщение о гибели 165 человек в Цюрихе, где самолет только что рухнул на многоквартирный дом. Под эти новости, под явное оживление в рядах коллег она размышляет о том, с каких это пор большая жизнь за окном стала казаться такой маленькой, потеряла всякий смысл, уступив место злобе. Она слышит, как люди несут чушь об Уzсаме и «Аль-Каиде», пытается представить себе приближение жуткого огненного шара, панику и шум, и раскаленный смрад горящего авиатоплива, эти микросекунды слепого ужаса, но мысли постоянно возвращаются к рабочему с его сумкой для инструментов и нарядами для подписи в трех экземплярах.

Когда она только пришла сюда работать, ей ужасно хотелось во всем участвовать, несмотря на советы коллег: смотри не увлекайся, атмосфера здесь — чистая отрава, прямо как на каком-нибудь Меркурии, сплошь и рядом мелочность, хамство, старые счеты. Но она с упоением во все это окунулась. Теперь же, приезжая по утрам на работу, выходя из медленного, как улитка, лифта на девятом этаже, она, бывает, с трудом удерживается на ногах: из-под каждой двери просачивается желчь, застарелая горечь.