Стихотворения Милькеева - Виссарион Григорьевич Белинский

Ирония составляет один из преобладающих элементов современной поэзии. Это понятно: поэзия есть воспроизведение действительности, верное зеркало жизни, – а где же больше иронии, как не в самой действительности? кто же больше и злее смеется над самой собою, как не жизнь? Посмотрите, как любит она противоречие, жертвою которого бывает беспрестанно бедная человеческая личность! Вот, например, два актера: один – безумец, гуляка праздный[1], не подозревающий ни святости искусства, ни его высокого назначения, невежда безграмотный, ленивец, добродушный хвастун, – и между тем в этой грязной натуре скрыты богатые самородки великих чувствований, могучих страстей; эта безумная голова озаряется горящим ореолом вдохновения, – и рыдает и колеблется многочисленная толпа при звуках голоса этого самовластного чародея, и каждый уносит с собою из театра те высокие откровения, те таинственные глаголы жизни, для принятия которых нужно посвящение… За что же этот дар, это могущество слова, взора и жеста, эта чудодейственная сила? За что, за какой подвиг такая высокая награда? Ирония, ирония, ирония!.. Вот другой актер: страсть к искусству – его жизнь; изучение искусства – занятие, забота, труд всей его жизни; стремление к славе – болезнь его души… И вот появляется он перед толпою, разбеленный и разрумяненный, с важным видом и ловко, смело, с грациею повертывает картонною булавою гладиатора или картонным мечом Александра Македонского, величаво говорит с другом своим Алхимересом об измене Амалафриды[2], – театр дрожит от рукоплесканий, вызовам нет конца… Но отчего же в этом восторге толпы слышен один шум и крик? отчего она с таким же точно восторгом через минуту после того принимает пошлый водевиль, и ни один человек из нее не выходит из театра с поникшею головою, с грустным раздумьем на челе?.. Художник упоен, восхищен своим торжеством; он так низко, так почтительно кланяется вызывающей его толпе… Но отчего же так раздражает его всякое двусмысленное суждение «немногих» – его, который так доволен «всеми»? Отчего же так уязвляет его легкая улыбка «немногих»? Что он видит в ней? – Иронию видит в ней он, жертва иронии, сам воплощенная ирония действительности…[3] После этого как понятны эти слова пушкинского Сальери: