Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Викторович Староверов

Все совпадения с действительностью в этой книге абсолютно случайны. Автор складывал буквы в слова, а слова в предложения, как бог на душу положит, без всякой задней мысли и ненамеренно. Все смыслы, догадки и подозрения, возникающие в голове у читателя, возникают исключительно в голове у читателя. Автор за это ответственности не несет.

С уважениемАлександр Староверов

ВЗРОСЛАЯ СЧИТАЛКА

Ангелы в стакан налили

Небо полное ванили.

Ангелы меня убили

И спросили: или – или?

Или ты умрешь как грешник,

Или ты живешь как леший,

Или вовсе не родился,

Или сам себе приснился.

Я приснился сам себе;

Это лучше, чем нигде,

Это лучше, чем никак;

Лучше мрака лишь не мрак.

И с тех пор себе я снюсь,

Сам себя в себе боюсь;

Счастлив тоже я в себе.

И в ванильной полынье

Плаваю который год.

Сам себе ученый кот,

Сам себе моя семья,

Сам себе и полынья.

Вот такая вот считалка.

Не людей – себя мне жалко;

Мир закручен в бигуди,

Кто не понял – выходи.

Головная боль проснулась раньше Алика. Точнее, она и не засыпала вовсе. Это Алик сбежал от нее в спасительный, как он думал, сон. В спасительном сне, впрочем, ничего спасительного не было. Наоборот, всю ночь спасаться приходилось ему, причем от чего-то столь невообразимо гнусного и ужасного, что головная боль по сравнению с этим кошмаром казалась легким морским бризом. Не открывая глаз, Алик протяжно то ли замычал, то ли застонал и в конце этого стона довольно неожиданно вышел на ноту ля, так что получилось – ээмммммммммляяяя. «Мля», – более четко повторил он и открыл глаза. Не прошла… голова не прошла. Переход из таинственного зазеркалья сна в привычную мерзость ноябрьского утра дался ему непросто. Да и вправду сказать, наигрустнейшие это мгновения в жизни любого человека. Когда ночной кошмар, еще не до конца развеявшийся, лижет очумелый от сна мозг, а тебя уже, здрасьте пожалуйста, встречает новый, вполне реальный, дневной.

Алик был не то чтобы крепким парнем, но способы знал. Нужно срочно проснуться и покурить, вернее, покурить, а потом уж… Замысловатым, волнообразным движением своего сорокалетнего тела Алик швырнул себя с кровати, площадью похожей на кухню в хрущевке, прямо в тапочки, и тут же – к двери на лоджию. Все, что нужно для старта нового дня, уже было там: сигареты, дождь, холод и вид на Москву с высоты 32 этажа, который эту самую Москву очень красил. Влажный ноябрьский смог в сочетании с первой затяжкой привел Алика в чувство. Он посмотрел вниз и подумал, что на стареющих женщин и распухшие от денег города-нувориши лучше смотреть с высоты птичьего полета. Ах, если бы он стал птицей, тогда можно было бы никогда не спускаться на эту воистину грешную землю, а прыгать себе с пентхауса на пентхаус многочисленных элитно-розово-сиреневых башенок. Кормиться милостью их добрых, ну по крайней мере к птичкам добрых, обитателей и находить окружающий пейзаж прекрасным, а жизнь очаровательной. Но Алик не был птичкой. Трудно назвать птичкой стодвадцатикилограммового бугая под два метра ростом, с фигурой борца, который окончательно и бесповоротно нарушил спортивный режим лет этак двадцать назад. Лицо борец имел такое, что становилось ясно: он нарушал не только спортивный режим, но и как минимум административный, гражданский и налоговый кодексы.