За городской стеной - Мелвин Брэгг

Быстро, жадно шагал он по тихому проселку; глаза его алчно шарили по сторонам, высматривая добычу в самых будничных канавах, живых изгородях и полях; руками и то он размахивал слишком уж неистово, будто обирая воздух, горстями вырывая из него свет, прежде чем тот успеет померкнуть и раствориться в надвигающихся сумерках.

Он приехал в Кроссбридж всего несколько часов назад, и, хотя ему казалось, что деревня прочно стоит у него в памяти с того единственного утра, теперь выяснилось, что он почти ничего здесь не помнит. И оттого, что с земли медленно подымался сумрак и темный колышущийся туман, струясь, непрестанно менял как будто знакомые приметы, ему, конечно, было не легче. Однако эта неопределенность ничуть не омрачала его радостного настроения: свобода, казалось, начинается именно так — с отсутствия определенности.

Он дошел до перекрестка, но названия на покосившемся, будто спьяну, указательном столбе ничего ему не говорили. Проверив, достаточно ли прочно стоит холодный столб, он полез на него и тут же увидел горную тропинку, которую искал. Все, что ему было нужно, — это снова оказаться там, где несколько месяцев назад созрело его решение; нужно было чуть-чуть сдобрить суеверием плоды здравых рассуждений, в конце концов приведшие его сюда, просто-напросто восстановить в памяти тихое утро, когда вдруг в его смятении ему показалось, что только в одиночестве он снова обретет ясность мыслей. Он спрыгнул со столба и зашагал по дороге с таким видом, будто был хозяином земли, по которой ступал. Или, вернее, мог быть ее хозяином, да не хотел обременять себя недвижимостью; каждый жест его говорил о сознании своего непререкаемого господства, которое приходит вместе с новообретенной уверенностью в себе.

Навстречу ехал трактор; поравнявшись с ним, тракторист приветствовал его кивком. С трудом удержавшись от того, чтобы не заорать в ответ «добрый вечер», он ограничился столь же сдержанным кивком и остановился посмотреть на широкий след гусениц, тянувшийся до самого перекрестка. Тишина засасывала тарахтение машины, и Ричард напрягал слух, чтобы поймать его замирающий пульс. А затем тишина снова обступила его, не оставив никаких звуков, кроме слабых толчков его собственного дыхания да щебета каких-то птичек, оповещавших изредка о наступлении теплого летнего вечера.