Приз Бородинского боя - Дмитрий Михайлович Урнов

— Вот как!

— Да. Действительную службу проходил в драгунском, а на войну попал в уланский.

— А доломан носили гусары?

— Совершенно верно.

Клонило в сон. Шаги по шоссе за окном были слышны так далеко, что было понятно, какая уже глубокая ночь. На стене ударили часы.

— Часы путаются, — Трофимыч прикрыл форточку.

В то время, как упало два удара, стрелки показывали только половину. Трофимыч взглянул на стенку ниже часов и добавил:

— Барометр, — ударяя на последнем слоге, — барометр тоже путается.

Барометр, темно-зеленый от древности, ничего не показывал. Его обессилевшая стрелка поникла и, казалось, предвещает ураган.

Пыльный кот прыгнул на остывшую плиту, прошел мимо чугунов, поднялся на задние лапы и сунул голову в ведро. Забулькало.

Часы продолжали отсчитывать время. Шаги больше не стучали. Пошевеливался хвост и на выгнутом загривке шерсть.

— Коташа пьет, — курил Трофимыч.

— А ментик… ментик носили все?

— В точности так.

— В Боснии, — сидя на кровати, стягивал сапоги Трофимыч, — ночи тоже темные.

При слове «Босния» старик должен был продолжать: «Мы стояли на реке Спреча у местечка Маглай».

Трофимыч помнил сразу все, что знал. Я слышал его рассказы и ждал, что сегодня вечером или завтра в дороге он по тому или иному поводу их повторит.

Стояли на реке Спреча у местечка Маглай. Двадцатого августа четырнадцатого года. Второй эскадрон третьего полка. Командир по фамилии ротмистр Шильский.

— В Боснии?

— Да.

при этом пении Трофимыч выключил свет и молча лег. Пыльный кот прыгнул к нему на постель.

— Трофимыч, а хорошо все-таки, что нам удалось на завтра достать лошадей.

— Совершенно верно. Свободнее.

Трофимыч ответил сразу, будто он стоял в строю, а не лежал в постели.

— Остановиться можно, — пружины под ним скрипнули, — все посмотреть. Одних братских могил по дороге двенадцать памятников, говорят, встречается.

Завтра верхами мы едем в Бородино: директор конного завода, где пенсионером живет Трофимыч, дал разрешение на двух лошадей и седла.

Крикнул во сне петух — как сигнал на ночлег, неверно пропетый старым кавалеристом.

— Трофимыч, а Трофимыч…

Старик не отозвался. Он ровно дышал. Ему вторили часы. На столе ручные. Другие — «Павел Буре» — у кровати на стуле. И на стене. Впереди семенили ручные. Потом вместе с дыханием Трофимыча отсчитывал «Павел Буре». Стенные спотыкались сзади. Они хрипели и вдруг вдогонку стали бить. Дрожали удары. Часы пробили больше, чем следовало, и все же, задохнувшись, отстали.