Врата империи. Сага вольных городов - Роберт Ирвин Говард

— Агнес! Рыжее отродье дьявола, где ты? — это был крик отца — по-другому он ко мне и не обращался.

Я откинула с лица мокрые от пота волосы и взвалила на плечо связку хвороста. Отдыхать мне случалось редко.

Отец раздвинул кусты и вышел на поляну — высокий, худой, злой. Лицо его было темным от загара, приобретенного во время многочисленных военных кампаний, и покрыто шрамами, полученными на службе у алчных герцогов. Увидев меня, он нахмурился — пожалуй, если б на его лице появилось другое выражение, я бы его и не узнала.

— Где ты прохлаждаешься? — заревел он.

— Ты же сам послал меня в лес за хворостом, — ответила я угрюмо.

— Разве я послал тебя на целый день? — рявкнул он, пытаясь отвесить мне подзатыльник, от которого я увернулась с ловкостью, приобретенной большим опытом. — Ты что, забыла, что сегодня твоя свадьба?

При этих словах пальцы мои бессильно разжались, и бечевка выскользнула из рук, вся связка хвороста рассыпалась по земле. Мне показалось, что даже солнце как-то потускнело, а птицы запели печальнее.

— Я забыла, — прошептала я пересохшими внезапно губами.

— Давай, собирай свои ветки и ступай домой, — сердито произнес отец. — Солнце уже садится. Неблагодарная дрянь, проклятая негодница, твой отец должен тащить свои старые кости через весь лес, чтобы привести тебя к мужу.

— К мужу! — пробормотала я. — Это к Франкусу?! Черт побери!

— Ах ты дрянь, ты смеешь поминать черта? — заревел отец. — Проучить тебя снова? Ты смеешь пренебрегать человеком, которого я для тебя выбрал? Франкус — самый прекрасный юноша во всей Нормандии!

— Он жирная свинья, — прошептала я. — Чавкающая, вечно жующая, тупорылая свинья!

— Замолчи! — вскрикнул отец. — Он будет мне поддержкой в старости. Я больше не могу ходить за плугом. Старые раны дают себя знать. Муж твоей сестры Изабель — собака, он мне не помощник. А Франкус не такой. Он тебя укротит. Он тебе потакать не будет, как я. Он-то уж тебя пообломает, моя красавица.

Услышав это, я почувствовала, что кровь в моих жилах закипела и кровавая пелена заволокла взор. Так всегда случалось при разговорах о том, что меня пора усмирить. Я швырнула на землю ветки, которые до этого машинально собирала и увязывала, и вся моя ярость вылилась в крик:

— Пусть он сгниет в аду, и ты вместе с ним! Я не выйду за него замуж. Бей меня, хоть убей! Используй, как хочешь, но я никогда не лягу с Франкусом в одну постель!

Глаза отца загорелись таким гневом, что я бы дрогнула, если б не охватившее меня бешенство. В его взгляде отражалось пламя ярости, насилия, то, что жило в отце, когда он грабил, убивал и насиловал, будучи воином Вольного Отряда. Он бросился на меня и попытался ударить кулаком в голову. Я увернулась, он ударил левой, но снова мимо. Так он колотил воздух, пока со звериным криком не поймал меня за волосы и не намотал их на руку, дернув назад мою голову и чуть не сломав шею. Затем он ударил меня правым кулаком в подбородок, и свет померк перед моими глазами.