Старик - Тимур Иванович Литовченко

Тимур Литовченко

Старик

...Череп вновь желтеет на отвале траншеи, пересекающей разрытую, осквернённую могилу. Лежит и смотрит пустыми глазницами прямо на Сергея. Совсем как три года назад. Хотя...

Глазницы-то не пустые!!! Внутри, в центре каждой есть малюсенькая точечка, более чёрная, нежели чернота наполняющей череп земли. И этими вот точками... Что это?!

Череп начинает шевелиться, поворачиваться из стороны в сторону, земля перед ним немного осыпается, обнажая скрытую до сих пор нижнюю челюсть.

"Серёжа, помоги..."

Нет, не может быть! Где у него лёгкие? Где голосовые связки?!

"Ты боишься. Но почему? И чего? Страшных картинок? Мертвецов?"

Люди, спасите! Я не вынесу такого...

"Нет, не это тебя пугает. А что именно, ты прекрасно понимаешь. Я ведь был головой человека, хорошего или плохого, но человека! У меня был мозг, глаза, язык, губы мои улыбались, лоб хмурился. Теперь осталось то, что ты видишь. И даже это вышвырнули из могилы, растоптали, уничтожили... Да что же это такое?! Ведь подобное может случиться с каждым из живущих".

Помогите...

"Справедливо ли это? Ты прекрасно понимаешь, что нет. И всё же молча проходишь мимо. Готов отгородиться от происходящего, объяснить всё это чем угодно, в первую очередь - больным воображением. Но хоть перед собой не лги! Причина одна - совесть. До конца дней тебя будет мучить то, что ты позволил кому-то на твоих глазах топтать сапогами..."

Кто-нибудь!!!

Сергея разбудил оглушительный удар грома. Душно. Не мешало бы открыть окно и проветрить, но вставать неохота. На улице разыгралась ужасная грозища с бешеными порывами ветра, с крупным градом, с громом и молнией. Где-то уныло завывала собака.

Собачья погода, подумал Сергей. Собака воет, ветер носит. Ерунда какая-то. И снится ерунда.

Нет, не ерунда вовсе! Этот самый сон повторяется каждое лето. Уже три года. А сделать ничего нельзя. Ни-че-гошеньки! Раньше надо было шевелиться, когда заброшенная церковь Николы Притиска мирно ветшала. Тогда спокойно можно было пролезть через дырку в заборе и хотя бы узнать, чья одинокая могилка ютится у подножья раскидистого каштана. Или когда строители в горячечной спешке начинали реставрацию. Неужели неясно было тогда, что этим полупьяным работягам и их издёрганным начальникам нет абсолютно никакого дела до покосившегося креста и жалкого холмика?

Последний шанс у Сергея оставался, пожалуй, в тот день, когда могилу перегрызла глубокая траншея, а краснорожий детина сонно пнул череп носком тяжёлого кирзового сапога. Тогда ещё можно было хоть что-то предпринять. И всё же Сергей укротил неуместные рецидивы благородства, замуровал совесть в самом потаённом уголке души. И промолчал.