В русских и французских тюрьмах - Петр Алексеевич Кропоткин

Книга «В русских и французских тюрьмах» составилась большею частью из статей, которые я написал для английского журнала Ninetechlh Eculary в начале восьмидесятых годов. В Англии тогда начал пробуждаться интерес к русскому освободительному движению; в печать, долго находившуюся под влиянием агентов русского правительства, стали проникать, наконец, правдивые сведение об ужасах, которым подвергали в тюрьмах заарестованных и приговоренных революционеров. Меня попросили написать об русских тюрьмах, и я воспользовался этим предложением, чтобы рассказать про ужасное состояние наших тюрем вообще.

– «Революционеры», думал я, ведут войну с правительством, и как бы с ними ни обращались их враги, им противно плакаться на свою судьбу. Они знают, что они – воюющая сторона, и пощады не просят. Правда на их стороне, и они верят в успех своей борьбы.

«Но есть сотни тысяч людей из народа, которых хватают каждый год ни за что ни про что, морят по острогам, гонят в Сибирь, и над которыми издевается всякий, кто только натянет на себя мундир. Об них надо писать, думал я, и попытался рассказать англичанам и американцам, что такое эта ужасная система русских острогов, центральных тюрем, пересыльных тюрем, этапов и каторги, в Сибири и на Сахалине.»

Сделать это пришлось, конечно, вкратце, так как интерес к русским тюрьмам, у иностранных читателей, может быть только косвенный. В материалах тогда недостатка не было. Русская печать, пользуясь временною свободою при Лорис-Меликове, давала много поразительных данных.

Весьма вероятно, что я ничего не сказал бы в моих очерках о том, как обращаются в России с политическими заключенными, если бы агенты русского правительства не вынудили меня к этому. Встревоженные известиями, начинавшими проникать в английскую печать, они принялись отрицать самые твердоустановленные факты зверств, совершенных в центральных тюрьмах, а Петропавловскую Крепость они начали выставлять, как образец самого кроткого, человечного обращение со злодеями-революционерами. Это – как раз в то время, когда в Алексеевском равелине происходили ужасы, недавно рассказанные в печати Поливановым!

В особенности вынудил меня к этому некий английский священник, Лансделль (Л. Н. Толстой превосходно охарактеризовал его в «Воскресении»), промчавшийся на курьерских по Сибири, ничего, конечно, не видевший и написавший преподленькую книжку об русских тюрьмах. Наши тюрьмы были тогда под управлением некоего Галкина-Врасского, – чиновника с претензиями, который собирался созвать международный тюремный конгресс в Петербурге, чтобы усилить свое влияние в Аничковом Дворце, и нашедший в Лансделле нужного ему хвалителя его «тюремных реформ».