При дамах - Василий Григорьевич Авсеенко

Васса Андреевна Ужова встала очень поздно и имѣла не только сердитый, но даже злющій видъ. Умывшись, противъ обыкновенія, совсѣмъ наскоро, она скрутила свою все еще богатую косу въ толстый жгутъ, зашпилила ее высоко на головѣ, накинула на плечи нарядный, но не очень свѣжій халатикъ, и вышла въ столовую, гдѣ горничная Глаша поставила передъ ней кофейникъ, корзинку съ хлѣбомъ и большую чашку. Всѣ эти принадлежности Васса Андреевна оглянула съ враждебной гримасой, поболтала ложечкой въ сливочникѣ, потомъ лизнула эту ложечку языкомъ, и отбросила ее черезъ весь столъ.

– Что это за гадость ты мнѣ подала! – накинулась она на Глашу. – Развѣ я стану съ такими сливками пить?

Глаша нагнула голову и внимательно заглянула въ кувшинчикъ.

– Не хороши, барышня? – произнесла она печально-удивленнымъ тономъ.

– Опять ты меня «барышней» называешь? Ты знаешь, что я терпѣть этого не могу. Я Васса Андреевна, а не «барышня», – сердито сказала хозяйка дома. – И что это за хлѣбъ? Не могла чего-нибудь вкуснее выбрать?

И она расшвыряла все, что было въ корзинкѣ, но затѣмъ все-таки присѣла къ столу, налила чашку кофе, плеснула сливокъ и принялась, хрустя своими бѣлыми и крѣпкими зубами, грызть кренделекъ.

– Узнай у швейцара, нѣтъ ли письма, – приказала она горничной.

Глаша ушла, и вернувшись черезъ минуту, объявила, что кромѣ газеты ничего нѣтъ. При этомъ она имѣла такой удрученный видъ, точно отъ ожидаемаго письма зависѣла вся ея участь.

На лицѣ Вассы Андреевны еще сильнѣе отразилось дурное расположеніе духа.

– Скажи кухаркѣ, чтобы сейчасъ съѣздила къ Денису Ивановичу, – распорядилась она. – И пусть скажетъ, что я прошу сію минуту пріѣхать ко мнѣ. Чтобы сейчасъ, сію минуту пріѣхалъ.

– Вы бы лучше написали, Васса Андреевна; можетъ быть, Дениса Ивановича дома нѣтъ, – замѣтила Глаша.

– Не выдумывай. Терпѣть я не могу писать. Пусть сейчасъ ѣдетъ.

Васса Андреевна допила кофе, съѣла половину крендельковъ и булочекъ, и затѣмъ, усѣвшись передъ туалетнымъ столикомъ, зажгла спиртовую лампочку, положила на нее щипцы и медленно, не торопясь, занялась уборкой своей головы.

Сложная работа эта была окончена только на половину, когда въ передней раздался звонокъ, и вслѣдъ затѣмъ изъ-подъ портьеры осторожно просунулась голова Дениса Ивановича Бобылкова.

– Не входите, здѣсь еще не прибрано, – поспѣшно крикнула ему Васса Андреевна. – Подождите въ будуарѣ, я сейчасъ къ вамъ выйду.