Карлик, которому хотелось замуж - Владимир Станиславович Елистратов

За ужином, как всегда собралась вся дружная семья Штукиных: Леночка Штукина, двенадцати лет, хулиганка с глазами цвета аквамарин, папа Штукин (папа Вася), мама Штукина (мама Тася) и бабушка Штукина… Вернее, она была, конечно же, никакая не Штукина, а Кузнецова. Как и мама Тася, пока не вышла замуж за Васю.

Папа Вася называл бабушку то Серафимой Сергеевной, то мамой, то дорогой тёщей. А когда мамы и бабушки не было, а был, например, я, он называл её вторсырьём или Шапокляк Маджахедовной. А ещё любил вспоминать, что рядом с их дачей, по Можайке, находится Кузнецовская свиноферма, откуда, как он говорил, «и берёт своё начало славный род Кузнецовых». Это шутка, конечно. Добрая.

Да, забыл! Ещё на ужине у Штукиных был я. Потому что мы с Васей целый день доводили до ума квартальный финансовый отчёт. А поскольку у меня дома под конец квартала появился новый холодильник, а у Васи — посудомоечная машина, квартальный финансовый отчёт нашей фирмы до ума доводился с трудом. Пришлось мне остаться ужинать у Штукиных.

— Ну что, Леночек, как дела в школе? — спросил Вася. — Морду вытри. Вся в кетчупе, как у Фрэдди Крюгера… Да не рукой… И не скатертью… а салфеткой. Вот так. Как, спрашиваю, дела в школе?

— Нормально, — ответила Леночка, вытирая кетчуп с носа.

— Как математика? — спросила мама Тася.

— Нормально.

Леночка держала в обеих руках по куриной ноге. И по очереди от них откусывала, макая в кетчуп.

— А нельзя сначала одну ногу съесть, а потом другую? — то ли интеллигентно, то ли ехидно поинтересовалась Серафима Сергеевна. — А не жрать, как хряк помои. А?

— Не, нельзя, — ответила Леночка, любовно глядя на куриные ноги. — Так вкуснее.

— Ну а литература как? — спросил папа.

— Родная речь, что ли?

— Да, да, родная речь как?

— Нормально.

— Да что у тебя всё «нормально» и «нормально»! Можешь ты хоть одно слово по-русски сказать?! — слегка взорвался папа Вася.

— А я что, по-вьетнамски, что ли, говорю?

Вася кхэкнул, покачал головой и обратился ко мне:

— Совершенно не учатся в наше время дети. Ни черта не делают. Курицу вон шамают — и всё. «Нормально»… Вот мы — действительно! — учились! Помнишь, Вовк, как мы учились? А? Это ж… как стахановцы. Взял книгу, прочитал, сразу — хвать другую. Прочитал — хвать третью… Помнишь?

— Помню, — сказал я.

Ни фига, помню, не делали. Васька про Толю Клюквина год книжку мурыжил. А потом, не дочитав, потерял. Библиотечную. И его выпороли. После школы мы, помню, по восемь часов на улице торчали. На пустыре или на катке — в зависимости от времени года.